Раз мы, цветные, годимся на то, чтоб Францию от немцев спасать, значит, мы годимся и на то, чтоб нам дали все права, какие есть у немцев. Французы так и думают, ну, а если Америка не согласна, мы ее научим. Да, сэр, это цветной солдат спас Францию, да и Америку в придачу. Черные полки поубивали больше немцев, чем все армии белых людей вместе взятые, не говоря про пароходы, что мы с утра до ночи за доллар в день разгружали.
– Сдается мне, парень, что твой длинный язык на войне короче не стал, – заметил Саймон.
– Война то как раз негру язык и развязала, – поправил его Кэспи. – Дала ему право говорить. Убивайте немцев, а речи на потом отложите – вот нам что сказали. Так мы и сделали.
– А ты сам сколько человек убил, дядя Кэспи? – почтительно осведомился Айсом.
– Стану я их считать. Иной раз за утро убьешь столько, сколько тут во всем доме народу не наберется. Сидим это мы однажды на дне парохода – он к берегу был привязан, – как вдруг подходит эта лодка ихняя подводная и рядом с нами останавливается. Офицеры белые – те сразу на берег повыскакивали да и попрятались. Ну, а мы, конечно, сидим себе там внизу и знать ничего не знаем, покуда кто то вниз по лестнице спускаться начал. У нас даже и винтовок при себе не было, ну, мы, как увидели, что зеленые ноги к нам по лестнице лезут, сразу под лестницу забрались, а чуть кто из них на пол соскочит – один из наших трах его по башке поленом, а другой его сразу в сторону оттаскивает да глотку ему кухонным ножом перерезает. Их там штук тридцать было… Элнора, кофе у тебя еще есть?
– Ишь ты как, – пробормотал Саймон.
Айсом молча таращил глаза, а Элнора сняла с плиты кофейник и налила Кэспи еще чашку. Некоторое время он молча прихлебывал кофе.
– А другой раз мы с одним парнем шли по дороге. Надоело нам эти пароходы с утра до ночи разгружать, и однажды капитанов денщик подсмотрел, куда капитан бланки от увольнительных прячет, ну и взял себе пачку, и вот идем мы с ним по дороге, и вдруг нас нагоняет грузовик, и шофер спрашивает, куда, мол, вас подвезти. Он раньше в школе учился, и как подъедем мы к городу, где много военной полиции, он сразу три увольнительных напишет, и мы себе повсюду на этом самом грузовике разъезжаем, но вот однажды утром подходим мы к своему грузовику, смотрим – а на нем военный полицейский сидит, а шофер ему что то толкует. Тогда мы махнули в сторону и потопали дальше пешком. Тут уж нам пришлось обходить все места, где военная полиция засела, потому что мы с тем парнем увольнительные писать не умели.
И вот идем мы с ним однажды по дороге. Дорога была вся разбитая – непохоже, чтоб тут нам полицейские попались. Но в последнем городе, который мы обходили, их несколько было, и потому мы не знали, что подошли так близко туда, где воюют, пока не добрались до моста и не наткнулись на целый полк немцев – они там в реке купались. Как увидели нас немцы, так все под воду и нырнули, а мы с приятелем схватили два ихних пулемета, поставили на перила, и как немец голову из воды высунет, чтоб дыхнуть, так мы его и подстрелим. Все равно как черепаху на болоте. Я так думаю, что мы их не меньше сотни ухлопали, пока у нас патроны не кончились. Вот за это самое мне ее и дали.
Он вытащил из кармана блестящую металлическую бляху пуэрто риканского происхождения, и Айсом тихонько подошел на нее взглянуть.
– М м м, – промычал Саймон. Он сидел, положив руки на колени, и восхищенно смотрел на сына. Элнора тоже подошла поближе. Руки у нее были в муке.
– А какие они из себя? Хоть на людей то похожи? – спросила она.
– Они большие, – отвечал Кэспи. – Краснорожие, футов восемь ростом. Во всей американской армии с ними никто справиться не мог – одни только цветные полки.
Айсом вернулся в свой угол за ящиком с дровами.
– А тебе, малый, разве не велено было в саду поработать? – спросил его Саймон.
