не мешает.
– Если это новообразование не будет немедленно удалено, я снимаю с себя всякую ответственность, – объявил доктор Олфорд. – Запустить его столь же опасно, сколь применить к нему мазь мистера Фолза. Миссис Дю Пре, прошу вас засвидетельствовать, что эта консультация приняла столь неэтичный характер не по моей вине и вопреки моему протесту.
– Пфф, юноша, – снова повторил доктор Пибоди. – Эта штука не стоит того, чтоб ее резать. Мы прибережем для вас руку или ногу, когда его шальной внук перевернется вместе с ним на своем автомобиле. Пойдем ко мне, Баярд.
– Миссис Дю Пре… – попробовал вставить доктор Олфорд.
– Если Баярд захочет, он потом вернется. – Своей тяжелой рукой доктор Пибоди погладил молодого человека плечу. – Мне надо поговорить с ним у себя в кабинете. Дженни приведет его обратно, если захочет. Пошли, Баярд.
И он вывел старого Баярда из комнаты. Мисс Дженни встала.
– Этот Люш Пибоди такой же старый чудак, как Билл Фолз, – сказала она.
– Старики просто до смерти меня раздражают. Подождите, я сейчас же приведу его обратно, и мы с этим делом покончим.
Доктор Олфорд открыл перед нею дверь, и она, свирепо шурша своими шелками, чопорно выплыла в коридор и через обшарпанную дверь с ржавым замком вошла вслед за племянником в комнату, у которой был такой вид, словно здесь пронесся миниатюрный циклон, причем следы разрушений были прикрыты мирным слоем вековой пыли.
– Послушайте, Люш Пибоди… – начала было мисс Дженни.
– Садитесь, Дженни, – сказал ей доктор Пибоди. – И не шумите. Расстегни рубашку, Баярд.
– Что?! – воинственно отозвался старый Баярд.
Доктор толкнул его на стул.
– Хочу тебя послушать, – пояснил он. Подойдя к старинной конторке, он стал рыться в куче пыльного хлама. Огромная комната была полна пыли и хлама. Все четыре окна выходили на площадь, но платаны и вязы, которыми она была обсажена, затемняли конторы на втором этаже, и поэтому проникавший в них свет казался рассеянным, словно в толще воды. С углов потолка свисала паутина, тяжелая и длинная, как испанский мох, и темная, как старое кружево, а стены, некогда белые, приобрели тусклый серокоричневый оттенок, и только в тех местах, где прежде висели календари, выделялись прямоугольники посветлее. Кроме конторки, в комнате стояло несколько разнокалиберных стульев, находившихся на разных стадиях разрушения; ржавая железная печка в ящике с опилками и кожаный диван, просевшие пружины которого молчаливо сохраняли форму удобно раскинувшейся фигуры доктора Пибоди, а рядом, медленно собирая последовательно накопляющиеся слои пыли, валялась стопка пятицентовых детективов в бумажных обложках. Это была библиотека доктора Пибоди, и на этом диване он коротал свои приемные часы, снова и снова ее перечитывая. Других книг в комнате не было.
Зато корзина для бумаг возле конторки, сама конторка, доска над забитым мусором камином и все четыре подоконника были завалены всевозможными рекламными проспектами, каталогами и правительственными бюллетенями. В одном углу, на перевернутом вверх дном ящике, возвышался прибор из цветного оксидированного стекла для охлаждения воды; в другом торчала связка бамбуковых удилищ, медленно склонявшихся под собственной тяжестью, а на каждой горизонтальной поверхности покоилась коллекция предметов, какие можно найти только в лавке старьевщика, – рваная одежда, бутылки, керосиновая лампа; деревянный ящик с жестянками изпод колесной мази, в котором не хватало одной жестянки; часы в форме нежного фарфорового вьюнка, поддерживаемые четырьмя девицами с венками на голове, которые претерпели всевозможные, достойные всяческого удивления хирургические травмы, и лишь коегде среди всей этой запыленной рухляди попадались различные инструменты, имеющие отношение к профессии хозяина. Именно один из них и разыскивал сейчас доктор Пибоди на заваленной