и неутомимо повторял:
– Разрешите пригласить вашу даму?
– Ах, Ли? Мистер Джонс не танцует.
– Разрешите? – фатовато бормотнул юный франт, уже обняв ее талию.
Джонс, мешковатый, желчный, стоял, следя желтым взглядом, как ее веер опустился на смокинг партнера, словно притихший всплеск воды, как изогнулась ее шея и рука, сияющая и теплая, легла на черное плечо, как едва намеченное сквозь серебро тонкое тело, уклоняясь, угадывало движения партнера, словно обрывки снов.
– Спички есть? – отрывисто спросил Джонс у человека, одиноко сидевшего в качалке.
Он раскурил трубку и, медлительный, толстый, с враждебным видом прошелся мимо группы мужчин, сидевших, словно стайка птиц, на перилах веранды. Негркларнетист все больше и больше пришпоривал, разжигал бешеные усилия своих оркестрантов, но медь замерла, и приглушенные голоса вели ритм в жалобном миноре, пока медь, отдышавшись, не подхватила его снова. Засунув руки в карманы, Джонс сосал трубку, когда тонкая рука вдруг скользнула по его толстому шерстяному рукаву.
– Подождите меня, Ли. – (Джойс обернулся, увидел ее веер, стеклянную хрупкость ее платья.) – Мне надо пойти к машине, повидать друзей.
Выглаженное лицо юноши над безукоризненным бельем стало капризным и недовольным.
– Можно мне с вами?
– Нет, нет, подождите тут. Мистер Джонс меня проводит: ведь вы даже незнакомы с ними. Потанцуйте, пока я приду. Обещаете?
– Но ведь я…
Тонкая светлая рука остановила его:
– Нет, нет, я очень прошу. Обещаете?
Он обещал и недовольно смотрел, как они спускаются по ступенькам, между двумя магнолиями, в темноту, где ее платье стало бестелесным движением рядом с бесформенной мешковатостью спутника… Потом он повернулся и пошел по пустеющей веранде. «И откуда взялся этот хам? – думал он, проходя мимо двух девушек, смотревших на него со сдержанным ожиданием. – Неужто сюда пускают кого попало?»
Он стоял в нерешительности, когда появилась хозяйка, не умолкавшая ни на миг, но он обошел ее с привычной ловкостью. В тени за углом одиноко сидел человек в качалке. Ли подошел и еще не успел ничего сказать, как тот протянул ему коробок спичек.
– Спасибо! – сказал он, ничуть не удивившись и зажигая сигарету.
Он отошел, а собственник спичек, вертя маленький, ломкий коробок, мельком подумал: кому же он даст прикурить третьему?
12
– Нет, нет, сначала пойдем к ним!
Она остановилась и с трудом высвободила локоть. Мимо них пробежала парочка, и девушка, наклонившись к ней, шепнула:
– Вы просвечиваете насквозь. Не стойте против света!
Они пробежали дальше, и Сесили посмотрела им вслед, разглядывая девушку. Вот кошка! И какое на ней нелепое платье! И ноги смешные. Ужасно смешные. Бедняжка!
Но ей некогда было заниматься бесстрастными наблюдениями, потому что ее крепко держал Джонс.
– Нет, нет, – повторяла она, пытаясь выдернуть у него руку и потянуть его к машине.
Миссис Пауэрс увидела их через голову Мэддена.
Джонс отпустил хрупкие сопротивляющиеся пальцы, и она мелкими шажками побежала по росистой траве. Он неуклюже поспешил за ней и, взяв ее руки, положил их на дверцу машины, эти нервные узкие руки, в которых мягко трепетал зеленый веер.
– О, здравствуйте! А я и не знала, что вы собираетесь сюда! Иначе я бы припасла для вас партнеров. Уверена, что вы чудно танцуете. Впрочем, как только мужчины вас увидят – от кавалеров отбоя не будет!
«Что ей от него нужно! Следит за мной: не доверяет мне».
– Чудесный бал! И мистер Гиллиген тут! – («Чего это она явилась только беспокоить его! Небось, когда он дома сидит, ей на него плевать!») – Ну, конечно, Дональда без мистера Гиллигена даже представить себе трудно. Правда, приятно, когда мистер Гиллиген так привязан к человеку? Вы не находите, миссис Пауэрс? – Она напряженна выпрямила руки, опиравшиеся на дверцу машины, и всем телом гибко я податливо откинулась назад, – О, Руфус тоже тут! – («Да, она очень хорошенькая. И глупая. Но… но хорошенькая».) – Бросил меня ради другой женщины! Да, да, не отрицайте! Знаете, миссис Пауэрс, я хотела заставить его потанцевать со мной, а он не захотел.